Эти доводы были хорошо знакомы Ариману, поскольку он не раз выслушивал их от своих товарищей капитанов. Хотя Т’Кар не обладал достаточным красноречием, этим свойством в большей мере отличался Калофис, капитан Шестого братства. Какую бы идею ни высказал Т’Кар, Калофис мог выразить ее более красочно.

— Разве мы недостойны того, чтобы о нас вспоминали? — возразил Ариман. — Из всех трудов Ордена Летописцев, которые я прочел, произведения Каллисты Эриды отличаются наибольшей проницательностью. Почему же нам не войти в анналы истории Великого Крестового Похода?

— Ты сам знаешь почему, — сердито бросил Фозис Т’Кар. — Не так давно добрая половина Империума еще желала нам смерти. Они боятся нас.

— Они боятся того, чего не понимают, — покачал головой Ариман. — Примарх сказал, что страх происходит от невежества. И мы должны рассеять этот страх светом знаний.

Фозис Т’Кар насупился и мысленным взором вырезал спираль на поверхности соляного кристалла.

— Чем больше они узнают, тем сильнее будут нас бояться. Попомни мои слова, — мрачно предрек он.

Ариман проигнорировал его замечание и вышел из шатра. Ощущения странствия в тонком теле уже почти полностью рассеялись, уступив место физическим свойствам материального мира: опаляющему жару, от которого кожа уже через час после приземления «Грозовой птицы» приобрела красновато-коричневый оттенок, неистребимой пленке маслянистой испарины, покрывавшей его крепкое тело, и резким запахам нагретой солнцем соли и пряностей.

А еще бушующим эфирным ветрам, свободно носившимся над поверхностью этого мира.

Ариман чувствовал, как сила течет сквозь его тело; психический потенциал был подобен яркому следу кометы и пробуждал желание преобразовать энергию в нечто осязаемое. Более сотни лет тренировок позволяли ему свободно пропускать поток сквозь себя, не доводя до опасного повышения эфирного потенциала. Как ни заманчиво было уступить его натиску, Ариман слишком хорошо сознавал опасность. Он прикоснулся рукой к серебряному дубовому листу на правом наплечнике, сделал глубокий вдох и при помощи нескольких строф Исчислений успокоил свое эфирное поле.

Ариман взглянул на возвышающуюся Гору, задумался о силах, ее воздвигших, и о том, чем занят внутри нее примарх. Он и не подозревал, насколько слеп, пока не лишился дара заглядывать за пределы видимого мира.

— Где же он? — прошептал Фозис Т’Кар, вторя мыслям Аримана.

Прошло уже четыре часа с тех пор, как Магнус Красный вместе с Ятири и его племенем ушел внутрь Горы, и с тех пор капитанов не покидало тревожное напряжение.

— Ты о нем беспокоишься, не так ли? — спросил Хатхор Маат.

— С каких это пор ты овладел мастерством Атенейцев? — усмехнулся Ариман.

— Мне этого не требуется, и так понятно, что вы оба встревожены, — ответил Маат. — Это очевидно.

— А ты? — поинтересовался Фозис Т’Кар.

— Магнус сам в состоянии о себе позаботиться, — напомнил Хатхор Маат. — Он сказал, чтобы мы его ждали.

Примарх Тысячи Сынов действительно приказал им дожидаться его возвращения, но Ариман не мог отделаться от неприятного ощущения, что происходит нечто ужасное.

— Ты что-нибудь видел? — не удержался от вопроса Фозис Т’Кар, заметив выражение его лица. — Ты что-то увидел во время странствий по Великому Океану, не так ли? Говори!

— Я ничего не видел. — В голосе Аримана прозвучала горечь.

Развернувшись, он снова прошел в шатер и открыл длинный оружейный ящик, сделанный из дерева акации и украшенный нефритами. В первую очередь Ариман пристегнул к поясу кобуру с пистолетом — настоящим произведением искусства оружейников, как и все, что выходило из мастерских Саламандр Вулкана. Боковые поверхности оружия были выполнены в виде острых ястребиных крыльев, а рукоятка отделана тисненой кожей. Затем он достал длинный посох-хеку [5] из слоновой кости с искривленным лезвием на конце и с золотыми накладками на рукояти, усиленной голубыми медными полосками.

— Что ты задумал? — спросил Хатхор Маат, когда Ариман вышел из шатра в полном боевом снаряжении.

— Я возьму Сехмет [6] и поведу их в Гору, — ответил Ариман. — Вы со мной?

Лемюэль Гамон привалился спиной к одному из мертвых камней у подножия огромной Горы, стараясь не высовываться из тени, и пожалел, что не отличается миниатюрностью. Он вырос в кочевом улье на континентальных просторах Нордафрики и привык к жаре, но этот мир сильно отличался от его родной планеты.

Длинная легкая рубаха из льна, укрывающая тело Лемюэля, пестрела разноцветными вышитыми изображениями переплетающихся молний, спиралей и различных малопонятных символов. Одежду по его собственному дизайну изготовил слепой портной из мелкой мастерской в Сангхе, а рисунки были взяты с древних свитков, хранящихся в его секретной библиотеке на вилле в Мобаи. Темнокожий и гладковыбритый человек не сводил взгляда глубоко посаженных глаз с лагеря Тысячи Сынов и время от времени делал пометки в пристроенном на бедре блокноте.

В солончаковой долине стояло около сотни алых шатров с поднятыми полотнищами, и каждый из них вмещал один из отрядов Легиона. Лемюэль записал представленные там братства: Тайные Скарабеи Аримана, Четвертое братство Анкху Анена, Шестое братство Калофиса, Третье Хатхора Маата и Второе Фозиса Т’Кара.

Под Горой собрались значительные воинские силы Астартес, в окружающей атмосфере ощущалась странная напряженность, но Лемюэль не мог определить, чем это вызвано. Они явно не ожидали нападения врагов, но так же явно проявляли беспокойство.

Лемюэль прикрыл глаза и позволил своему духу последовать за потоком силы, от которой воздух дрожал не меньше, чем от невыносимого жара. И с закрытыми глазами он ощущал энергию этого мира, представляющуюся ему разноцветной паутиной, более яркой, чем величайшие полотна Серены д’Анжело и Келана Роже. Позади мертвых камней черной непроницаемой стеной, плотной, как адамантий, стояла Гора.

Но на плоской солончаковой равнине картина разительно менялась и сверкала яркими красками.

Лагерь Тысячи Сынов представлялся адской мешаниной цветов, словно застывший атомный взрыв. Но даже в этом сиянии выделялись особенно яркие огни, и три таких выдающихся разума собрались в шатре, который, как было известно Лемюэлю, принадлежал капитану Ариману. В мыслях этих троих что-то назревало, и Лемюэль от всей души пожалел, что недостаточно силен, чтобы приблизиться к ним. В центре лагеря обычно пылал огонь, сравнимый разве что с сиянием суперновой звезды на фоне мерцающих свечей, но сегодня его не было видно.

Возможно, в этом и состояла причина тревоги Тысячи Сынов.

Их прославленный предводитель отсутствовал.

Разочарованный Лемюэль отвлекся от лагеря Астартес и позволил мысленному взору переместиться на убогие жилища агхору. Вырытые в иссушенной земле норы выглядели настолько же безжизненными и темными, насколько лагерь Тысячи Сынов искрился красками и жизнью. Обитатели Агхору были такими же неинтересными, как солончаковая долина, без малейшей искры духовной жизни.

Лемюэль открыл глаза и, чтобы уменьшить сердцебиение, прочел мантру сангомы. [7] Затем он сделал глоток из обернутой полотном фляги. Вода была теплой и мутной, но тем не менее удивительно вкусной. Рядом с ним в свертке лежали еще три полные фляги, но эта вода предназначалась для второй половины дня. После захода солнца надо будет снова их заполнить, поскольку с наступлением темноты безжалостная жара лишь слегка ослабевает.

— И как можно жить в такой жаре? — уже не в первый раз удивился он вслух.

— А они и не живут, — раздался позади него голос, вызвавший у Лемюэля улыбку. — Основное население сосредоточено в плодородных поймах рек на севере или на западном побережье.

— Это ты так говоришь, дорогая Камилла, — возразил он. — Но добровольное переселение из цветущих областей в это унылое место кажется мне абсолютно нелогичным.